- Домокомплект я уже на конезавод привёз. Из кедра. В два жилья под железной крышей, – поднял я вверх указательный палец. - К концу лета соберут нам дом. Там и мебель привезу. А сейчас пока фундамент ладят. Каменный. Врача тебе на роды прислать?

- Не надо. – Отказалась Василиса. - Повитуха тут хорошая. Рука у неё лёгкая. Посиди со мной рядышком, гость мой редкий. Если говорить не о чем, то давай просто помолчим. Мне так спокойно с тобой. Как там Онуфрий?

- Досочки строгает для икон. Я ему всё хороших рубанков не привезу из Чехии. Всё недосуг. А тут у нас немец-краснодеревщик объявился, вот для него кучу инструмента закупить придётся. Заодно и Онуфрию. От тебя к Тарабрину пойду договариваться. Он в той Праге всё знает.

- Соль добыл?

- Добыл. Теперь добываю добытчиков, - усмехнулся я своим мыслям про освобождение белорусской деревеньки.

Жена на это в кулачок прыснула.

А я из сумки вынул кисет кожаный, положил на стол, развязал завязки.

- Пробуй.

Василиса окунула палец, слизнула с него белые крупинки. Оценила.

- Сладкая соль. Добрая. В этот год на ярмарку её повезёшь?

- Обязательно. Только проблема у меня с тарой. Бондарь из станицы Таманской отказался к нам переезжать. Да и то, что у него есть мы уже все бочки выкупили. Но нам мало.

- Короба рогожные лыковые тебе пойдут?

- Не промокнут? Плетёнки-то?

- В воду кидать не будешь – не промокнут, а коли крышка хорошо сплетена, то и дождь ей не страшен.

- Знаешь таких умельцев?

- Ты у Иулины поспрашивай. У них там на Лабе липы растут. Может кого и подскажет. У тебя монеты-то тарабринские есть короба эти куплять?

- Так… Несколько монет всего. Я на ярмарку надеялся за соль деньги выручить, и уже на них что-то покупать. А так со Степанычем у нас весь расчет на бумажке. Безвалютный.

- А соль без тары не продать, - смеется Василиса. – Бедный ты бедный, муж мой, хоть и царь крымского берега.

Василиса покликала Федота, приказала принести шкатулку со своего купе.

Большая шкатулка, глубокая и видно тяжелая, судя по тому, как её Федот тащил на руках. По отделке простенькая.

Василиса отпустила вагонного смотрителя, сняла с шеи шнурок с маленьким ключом и отдала мне.

- Владей, - сказала гордо.

Шкатулка был полна местной серебряной монеты.

- Что это? – взял горсть монеток и пересыпал обратно в шкатулку. Монеты были разного диаметра и рисунка. Вот ещё и в местной денежной системе разбираться придётся. Мало мне европейских валют. А куда деваться?

Жена вскинула подбородок.

- А ты думал, милый, что за собой бесприданницу взял? Ценю я эти твои думки. Льстит мне, что не серебро, а я сама тебе нужна была. Но серебро сейчас возьми, пригодится. Тару под соль надо будет покупать тебе до осенней ярмарки.

- Тогда подскажи под какой вес мне эти короба лубочникам заказывать.

И мы окунулись в хозяйственные расчёты. Да так, что к Тарабрину я в тот вечер не поехал.

Докторица фармакологическому справочнику откровенно обрадовалась.

- Как жаль, что в моё время такие книги не печатали, - ласково погладила она толстый корешок тома. – Впрочем, у нас и такого количества лекарств, наверное, не было.

Зримо было видно, что ей не терпится полистать эту книгу, но при мне она любопытствовать стеснялась.

- Как Никанорыч? – спрашиваю её.

- В забытьи. Но состояние стабильное. – И тут же поправилась. - Стабильно тяжелое. Но есть надежда что на поправку пойдёт скоро. Он мужчина крепкий.

- В коме? – потребовал я уточнений.

- Нет не в коме. Просто спит, обколотый болеутоляющим. Так что посетителей пускать к нему рано. А вот курицу достать для бульона нужно. А кур тут нет. И миндаля бы для миндального молока. Силы его поддержать.

- Он же не в живот ранен? Нормально кормить разве нельзя? – удивляюсь.

- Всё рано поберечь организм не помешает. – Несколько дидактично поправляет меня врач. – Крепкий стул тяжёлое испытание для лежачего ранбольного.

- Миндаль нужен чищенный? – требую подробностей.

- Лучше в скорлупе, - отвечает. – Так он лучше хранится. Не на один же раз привезёте.

- Дикая птица подойдёт для бульона? Куропатка там или утка? Страус?

Немного подумав Васюк выдала.

- Утка нет. Больно жирная. А вот куропатка вполне. Про страуса ничего не знаю. Не пробовала ни разу.

- Сосипатору скажите, привезёт со следующей охоты, - рекомендую со своей стороны. – Егеря его и зайчатины могут набить. Тоже вроде как диетическое мясо.

Отошли в курилку.

Сели.

Тут я и вынул ей из полевой сумки большую жестянку папирос ««Царь-пушка»» и картонную коробку их же на 25 штук. Шутливо сказал.

- Бакшиш.

Василина принялась нетерпеливо рвать картонку, но я её остановил.

- Это ещё не все подарки. – И отдал ей серебряный портсигар коминтерновского курьера, в котором находилось ещё с дюжину таких же папирос.

Васюк привычно замяла гильзу папиросы, закинула ногу на ногу, для виду одёрнув синюю юбку на коленке, но скорее, чтобы к этой коленке обратить мой взор, и ждёт с папироской между пальцев, когда я за ней поухаживаю огоньком.

- Спичек нет? – спрашиваю.

- Нет. – Отвечает, улыбаясь. Зубки у неё хоть и мелкие, но ровные. И губы уже потеряли лагерную бледность. И вообще тут на свежем воздухе и хорошем питании цвет лица у всех бывших военнопленных улучшился.

- Нет спичек.

Врёт. Я сам матушке Иулине передавал десяток коробков для полевой кухни в санпропускнике. Чтобы курящая начальница себе коробок не отжала? Не поверю ни разу.

- Тогда вам ещё один подарунок, - усмехаюсь и протягиваю ей медную зажигалку ««Зиппо»».

Мне не жалко у меня ещё есть. В Бедфорде, в первую вылазку в Америку, запасся я ими. Не только медными, но и стальными и даже серебряными. Практичная вещь эта зажигалка в которой ломаться нечему.

Показал, как пользоваться, как разбирать и заправлять двумя-тремя каплями бензина или спирта.

- А камушков потом ещё подкину, - пообещал.

Выдохнув первую затяжку, докторица оценила папиросы.

- Хороший табак, но ваш был лучше.

- Так, - говорю, – по случаю досталось. Специально за табаком для вас я никуда не ездил пока. И попробуйте вот американские сигареты, вдруг понравятся. Их добывать нам легче.

Из полевой сумки достал по пачке ««Кэмэл»» и «Лаки страйк»» из солдатских пайков в мягкой упаковке, которые мы нагребли в американских складах. Такие ещё сигаретки, короткие, без фильтра.

- Такие пахитоски вроде бы с мундштуком курят? – протянула врачиха. – Роскошь буржуазная.

- Так попросите пленного нашего, пусть вам мундштук из дерева выточит. Заодно прикиньте какую вам тут мебель в санчасть нужно сделать. И для медблока, и индивидуально вам.

- Вы так за мной трогательно ухаживаете, - лукаво улыбнулась Васюк, как бы констатируя данность. Зелёные глаза её заблестели. Как-то вся фигурка девушки алертно подобралась, соблазняя.

- Нет, не ухаживаю, - отвечаю так чтобы двусмысленностей не оставалось. - Я женатый. Жена вот-вот родит. Просто проявляю некоторую начальственную заботу о ценном сотруднике. Вы у нас единственный человеческий врач с высшим образованием на весь полуостров.

Вот такой я товарищ Кайфоломов. Видно же, что женщина ищет себе среди нас номенклатурного партнёра, а вокруг все как-то ниже её по статусу. А начальство всё при жёнах. Последний холостой – Жмуров, и тот себе уже девчонку нашел, хоть сопливую, но красавицу. Такая вот засада.

Симпатичная бабёнка Василина, сексуальная, но… Хоть давно в моей постели бабы не было, здесь, на заводе, любовница мне не нужна. За моим поведением тут матушка Иулина ревностно бдит. И не сомневаюсь, что периодически Василисе моей докладывает при оказии.

Оставил на лавке полевую сумку с тетрадками, карандашами и шариковыми ручками четырёх цветов. Сухо попрощался и ушел из этого бабьего царства.

От греха подальше.