Обратно, как всегда, сделал крюк на нашу Тамань – проведать жену. Ей привёз торт ««Птичье молоко»» от московского ресторана ««Черёмушки»». Василиса у меня тоже женщина – значит сладкоежка по определению, даже если сама об этом не догадывается. Пусть знакомым хвалится, какой у неё добычливый муж, даже птичье молоко для неё достать может. Шутка.

Но сначала к Тарабрину. Успел как раз к установке готового бетонного короба будущего погреба на подготовленную несколько заглублённую в грунт площадку, уже отсыпанную известняковым щебнем. Короб ставили – мог бы и сам догадаться, - манипулятором моего КамАЗа, который взяли меня не спросясь. Но поразмыслив, решил это им на вид не ставить. Жмуров с ними, а он вроде как главный инженер у нас по всем механизмам.

Погреб являл собой монолитную бетонную комнату с полукруглым потолком. Три стены глухие, в четвертой дверной проём. Пол также железобетонный. Метров шесть квадратных площадью при потолке в два метра по краям и в два с половиной в центре.

- Что, сами этакую хрень сделать не могли? – удивлённо спрашиваю своих белорусов. – И где Степаныч?

- Уехал в будущее отвозить обратно тягач с транспортером, на котором эту дуру привез, - ответил Жмуров, сворачивая рулетку.

- Командир, мы сами такой, даже лучше сделаем, - развел руками Юшко. – Всего-то надо слегка другую арматуру вязать под заливку. Да только эта коробка уже тут стояла на прицепе готовая.

- Вот-вот, - поддакнул ему явившийся джином из воздуха Тарабрин, – А арматуру продают только оптом по две тонны, не меньше. Так что ради одного погреба не было смысла столько ее завозить. А вот тебе, Митрий, такого погреба будет маловато на всех-то.

- Уговорили, - махнул я рукой. – Степаныч, на пару слов.

Отошли в сторону от стройки.

- Как там Колбас? – спросил я волнующий меня вопрос, кося глазом на белоруса, который увлечённо махал совковой лопатой, отгребая от бетонной коробки погреба лишний грунт после её установки по месту.

- Да ничего, - ответил проводник. – Напился, проспался, в работе отошел. Работа она в таких делах целебная штука. Но пусть поп с ним ещё беседу проведёт. Я со своей стороны его успокоил в том смысле, что опоздать к спасению его деревни мы не сможем по определению. Спасём его родичей в любом случае, но только при условии наличия у нас свободного времени. А также, что всех погибших в этой войне спасти не сможем. Чисто физически. Тут у нас другая напасть. Не забыл что на земле еще Ледниковый период? Так вот - ледник начал таять. Дон полноводней стал. На пару метров поднялся. Азов потихонечку поднимается. Хотя и не так заметно, но течение по Керченской протоке возросло. Я мужиков на ушкуе послал посмотреть своими глазами, что там делается, к чему нам готовиться.

- А где сейчас кромка ледника? – интересуюсь. Раньше меня этот вопрос не беспокоил.

- Была чуть выше того места где потом Воронеж поставят, – ответил проводник. – А где сейчас – бог ведает.

- Так близко? – удивился я. – А не чувствуется совсем, что ледовый панцирь планеты совсем рядом.

- Какой там: рядом. - Отмахнулся от меня Тарабрин. – Больше тысячи вёрст от нас будет. Но вода этим летом в Азове похолодает. Это точно. Не успеет прогреться в Дону. Кубани это не коснётся – она с других горок течёт. Надеюсь, и твоих речушек сие не затронет. Горы у тебя в Крыму низкие.

Не было печали – черти накачали, - чертыхнулся я мысленно. Нам только всепланетного катаклизма тут не хватает для полного счастья.

- Я вот что тебя давно хотел спросить, - вынул я портсигар и постучал об него гильзой папиросы. – В каком времени жить лучше? Всё же ты больше моего видел?

Проводник откликнулся сразу.

- По мне так Прага в начале двадцатого века, - улыбнулся Тарабрин. – Я тебе об этом уже говорил.

- Я не про тебя. Я про всю общину в целом. Думал об этом?

Пока Иван Степанович размышлял, я прикурил, выпуская в чистый воздух ароматный дым турецкого табака.

- Думал. Читал. Даже ходил в некоторые места по первым годам нашей жизни тут, когда нам здесь трудно было. Что тебе сказать? С деньгами везде неплохо. – Усмехнулся проводник.

- И не путайте туризм с эмиграцией, - поддакнул я. – Проходили и такое.

- Точно, - подтвердил Тарабрин.

- И всё же, – настаивал я. – А то вдруг нас библейским потопом накроет. Как там по тексту… Только один Арарат торчать над морем будет. Не так уж и далеко от нас эта горка. Куда тогда бечь?

Тарабрин задумался.

Я не торопил.

- Аргентина, - наконец разродился проводник. – Аргентина конца девятнадцатого века. Самое либеральное законодательство для эмигрантов. Землю власти раздают немерено под пахоту, но в пампасах. Для европейцев там холодновато, а для нашего народа в самый раз. Аргентинский крестьянин больше скотовод, нежели хлебороб. Мясо ест чаще, чем белый хлеб. Немаловажно и то, что во всей латинской Америке это будет самая ««белая»» страна. И, какая-никакая, цивилизация уже есть. И религию свою никому там не навязывают.

- Они разве не католики?

- Большинство католики, но не упёртые как поляки, и с папой римским у них свои зарубы.

- А Соединённые штаты? – удивился я. – Там же по статистике четверть тыщи церквей не считая сект.

- Там каждого будут через коленку ломать, чтобы становился стопроцентным американцем, несмотря на вероисповедание, - сплюнул Тарабрин. – А в Аргентине всегда позволяли пахнуть по-своему. Во внутреннюю жизнь общин не лезли, если с налогами всё в порядке. Да и зерно на рубеже тех веков хороший экспортный товар. Особенно, если самим в Европу его возить. А чего ты об этом задумался?

Не стал я скрывать своих страшилок. Все же у меня вот-вот ребенок родится – о нём подумать не грех. О его будущем.

- Да твои сведения о том, что ледник тает, подтолкнули к таким мыслям. Ты же не жил во времена всеобщей истерии о глобальном потеплении. – Выдвинул я свои резоны. – А я такой информации нахлебался.

- Ну, у нас тут фора по рельефу большая, - убежденно заявил проводник. – Черного моря, как такового, пока еще нет. От Керченского пролива верст на полста южнее там такой водопад грохочет – любо-дорого посмотреть. Дон с Днепром, да и с Дунаем вместе, море не зальют полностью, даже если ледник совсем растает. Тут проран на Босфоре нужен, чтобы каждый час вода кубическими километрами вливалась. И то не сразу всё затопит. Так что тыщ двадцать лет у нас в запасе есть. Я так думаю.

- Не ошибся где с расчётами? – спросил я с подозрением.

- Да вроде нет, - пожал плечами Иван Степанович и усмехнулся. – Иди уже к жене. Решай с ней там планетарные вопросы. А меня погреб ждёт. К тому же надо еще забрать арендованный самосвал с керамзитом на обсыпку этой бетонной коробки. И назад его вернуть уже пустой. Кстати, а чего сам арендой в других временах не пользуешься?Выгодное дело при недостатке механиков в своём хозяйстве. Платишь там за три дня, а тут эксплуатируешь все три месяца. Главное вовремя отдать.

И хохочет.

Ночевал у жены в поезде. Ужинали. Разговаривали, держась за руки. В глаза друг другу смотрели с нежностью. Василиса ходит уточкой, живот в лапках держит. На сносях совсем жена. Уже и акушерку в поезде у себя поселила, чтобы заполошно за ней не бегать, когда схватки начнутся.

««Птичье молоко»» привело Василису в восторг. Больше названием, чем вкусом, как я понял. Акушерка, которая с нами ужинала, была откровенно в шоке. Да и название это превратилось в кондитерский бренд только в шестидесятых годах ХХ века из откровенной хохмы кавээнщиков. А до того на Руси это было символом того, чего нет и быть не может по определению.

Утром, позавтракав, отправился обратно к себе в ««Неандерталь»» через ХХ век. Попался настырному продавцу полосатых палочек, от которого ушел через свежевспаханное поле, на котором тот плотно застрял на своих ««жигулях»». Тут ««патрик»» зверь-проходимец. Я бы и штраф спокойно заплатил, но попал транзитом во времена Брежнева, а советских рублей в кармане ноль, да и номера для гайцев на пикапе непривычные. Так что счел за благо уйти прямо на виду обалдевшего гаишника в темпоральное окно. Всё равно никто ему не поверит.